Пардон, друзья мои....
Jan. 15th, 2004 07:26 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
pollynЯ долго думала, долго хотела, очень хотела хоть что-то написать, очень долго, но я, видите ли, тормоз, а тормоз - тоже механизм, так что не сердитесь сильно. И простите те, кто долго был незафрендован, поверьте: просто не было меня, то есть совсем не было....
На самом деле у меня умер отец. Вот так - очень просто. Ушел в магазин, и его сбила машина. Снег не таял на его лице, никого не было рядом. Он не взял с собой документов - в самом деле, зачем документы, когда идешь в магазин?!
Мы узнали об его смерти только через 3 дня.
На работе я каждое утро вношу в базу данных сводки ГИБДД. Мне в голову не пришло, что неопознанный мужчина - это мой папа. Мне просто не пришло в голову. О смерти всегда много говорила, но когда она пришла в мой дом - не распознала, не почувствовала, тупая, как пень на заре. Знаете, кажется, что пень - не пень, я очень даже милая молодая женщина, а на самом-то деле - форменный пень.
И всегда так.
В голове в те дни постоянно вертелась строфа из песни Митяева, которого не очень люблю. Почему именно она?
Мой отец алкоголиком не был,
Хоть и выпить считал не грешно:
Хорошо было с водкой, и с хлебом
не всегда было так хорошо...
Очень рано отца хоронили.
Очень много, казалось ему,
Мы неправды тогда говорили,
Да все думал: видней наверху.
Верил Сталину, верил Хрущеву,
Верил, верил, работал и пил,
И быть может, пожил он еще бы,
Если б он алкоголиком был....
Все это время, постоянно, я хотела написать историю отца, и я ее все-таки напишу, она под катом, ибо не маленькая, читайте, кому интересно,
Так вот. Мой отец, а звали его Александром, родился в 1940 году.
В первые дни войны убили моего деда, причем до того момента, когда Сталин официально объявил войну с Германией. Поэтому на очень долгое время моя бабушка, мать маленького Шурика, не имела никаких средств к существованию, кроме того, что могла заработать сама, ведь семьям таких погибших государство не платило ничего, не было никакого пособия. У нее на руках было двое детей, папа и его брат, Николай, на год старше. Еще семье сильно вредило происхождение - дворяне, польская шляхта, причем как по линии деда, так и по линии бабушки. Вообще, польская диаспора в Минске, а они были родом из Минска, до сих пор довольно велика.
После войны, в надежде, что в Москве будет легче, бабушка с детьми перебралась в столицу. Легче не стало. Она, умнейшая, красивая, образованная женщина, знавшая несколько языков, зарабатывала пошивом женской одежды - в частном порядке, что в те дни жестоко преследовалось. Как ей удавалось, какими правдами и неправдами она держалась на плаву, воспитывала детей, кормила их и одевала, одному Богу известно. Соседи несколько раз писали на нее доносы. Она ничего не боялась.
Когда бабушкиного двоюродного брата репрессировали, она ходила получать за его жену письма. Потом тайком относила ей. Бабушка никогда ничего не боялась.
В середине 50-х в Москву приехал брат папиного отца. Он предложил бабушке выйти за него замуж, и она согласилась. Она считала, что у детей должет быть отец.
Так семья вновь переехала в Минск. Брат дедушки, воспитывавший и любивший Николая и Александра, как родных детей, работал ьам главным инженером на заводе. Но он пил. И пил сильно. К сожалению, он стал для моего отца примером и в этом.
Но это было потом.
А пока дети росли, закончили школу, оба поступили в минский университет (у отца было два высших образования: геолог и физик-ядерщик). Оба брата были хороши удивительной, яркой и в то же время очень мужской красотой, оба быстро женились и завели детей. Разные по характеру, братья часто ссорились, Николай жил и работал в Минске, а Александр после армии часто работал в полях, занимаясь геологией.
В одной из таких поездок он встретил маму. Она тогда окончила журфак МГУ и тоже часто ездила по гордам и весям страны. Встретились они где-то недалеко от Амура. Есть такая река. Потом мама вспоминала, что начальник по ночам проверял палатки, разврат строго карался, однако....
Отец тогда вряд ли запомнил ее, у него было много женщин... Но мама...
Любовь выскочила перед нею, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила ее!
Так поражает молния, так поражает финский нож!
Да, конечно, она дала отцу свой телефон. Да, конечно, он не позвонил. Конечно, иначе быть не могло.
Прошел год... почти ровно. Мама жила, как в тяжелом сне. Мужчины, а их было тоже немало, менялись. Было все, не было лишь покоя. Не было счастья. Ничего не было. И не было ни одного шанса что-то изменить.
Однажды на журфаке была какая-то очередная гулянка и мама рассказала обо всем подруге. Та, полная пьяной решимости, заявила: "Да мы сейчас найдем его, где, ты говоришь, он работает?" И позвонила в деканат минского университета. И отец оказался в деканате. Он бывал там редко, заезжал только за зарплатой. Мама, еле-еле удерживая трубку у уха, сказала: "Александр, вы меня помните? Я вам давала свою кассету с записью Галича, не могли бы вы мне вернуть ее. Когда вы будете в Москве?". И выяснилось, что он будет в Москве не далее как завтра, едет по каким-то своим делам, кассеты у него нет (и быть не могло!), но он с удовольствием с мамой повидается.
На следующий день они встретились. Мама рассказала ему обо всем. И завершила свой рассказ словами: "Я тебя ненавижу, ты мне всю жизнь сломал". Отец развернулся и ушел. Он должен был уезжать вечером, но не уехал. Он вернулся к маме и остался навсегда. Он бросил все - налаженную жизнь, родственников, 4-комнатную квартиру, жену, сына.
В 1977 году, когда я родилась, умерла бабушка, мать отца.
Я сейчас вдруг ловлю себя на том, что все это, должно быть, не очень интересно досужему читателю, но как это важно на самом деле! И как страшна незначимость человеческой жизни!
Отец был самым добрым на свете. Он никогда ничего не жалел и не жалел ни об одном поступке, когда-либо совершенном. Он был истинным романтиком. Не было ни одного человека, которым бы отец был долго доволен. Однако это относилось и к самому себе.
Никак не найти самых нежных слов, таких, чтобы он услышал, где бы ни находился. Никак не найти и после его смерти тех слов, что не были сказаны во время жизни. Никак не утешить и не успокоить маму. Невозможно. Нельзя.
Потому что на самом деле мы все чувствуем себя виноватыми перед ним за то, что когда он ударился затылком о грязный асфальт, серым взглядом о грязное небо, душой о всю грязь жизни, когда он не мог справиться один, когда снег не таял на его небритых щеках - никого не было рядом. Потому что мы не помогли ему.
Но мы любили его.
На самом деле у меня умер отец. Вот так - очень просто. Ушел в магазин, и его сбила машина. Снег не таял на его лице, никого не было рядом. Он не взял с собой документов - в самом деле, зачем документы, когда идешь в магазин?!
Мы узнали об его смерти только через 3 дня.
На работе я каждое утро вношу в базу данных сводки ГИБДД. Мне в голову не пришло, что неопознанный мужчина - это мой папа. Мне просто не пришло в голову. О смерти всегда много говорила, но когда она пришла в мой дом - не распознала, не почувствовала, тупая, как пень на заре. Знаете, кажется, что пень - не пень, я очень даже милая молодая женщина, а на самом-то деле - форменный пень.
И всегда так.
В голове в те дни постоянно вертелась строфа из песни Митяева, которого не очень люблю. Почему именно она?
Мой отец алкоголиком не был,
Хоть и выпить считал не грешно:
Хорошо было с водкой, и с хлебом
не всегда было так хорошо...
Очень рано отца хоронили.
Очень много, казалось ему,
Мы неправды тогда говорили,
Да все думал: видней наверху.
Верил Сталину, верил Хрущеву,
Верил, верил, работал и пил,
И быть может, пожил он еще бы,
Если б он алкоголиком был....
Все это время, постоянно, я хотела написать историю отца, и я ее все-таки напишу, она под катом, ибо не маленькая, читайте, кому интересно,
Так вот. Мой отец, а звали его Александром, родился в 1940 году.
В первые дни войны убили моего деда, причем до того момента, когда Сталин официально объявил войну с Германией. Поэтому на очень долгое время моя бабушка, мать маленького Шурика, не имела никаких средств к существованию, кроме того, что могла заработать сама, ведь семьям таких погибших государство не платило ничего, не было никакого пособия. У нее на руках было двое детей, папа и его брат, Николай, на год старше. Еще семье сильно вредило происхождение - дворяне, польская шляхта, причем как по линии деда, так и по линии бабушки. Вообще, польская диаспора в Минске, а они были родом из Минска, до сих пор довольно велика.
После войны, в надежде, что в Москве будет легче, бабушка с детьми перебралась в столицу. Легче не стало. Она, умнейшая, красивая, образованная женщина, знавшая несколько языков, зарабатывала пошивом женской одежды - в частном порядке, что в те дни жестоко преследовалось. Как ей удавалось, какими правдами и неправдами она держалась на плаву, воспитывала детей, кормила их и одевала, одному Богу известно. Соседи несколько раз писали на нее доносы. Она ничего не боялась.
Когда бабушкиного двоюродного брата репрессировали, она ходила получать за его жену письма. Потом тайком относила ей. Бабушка никогда ничего не боялась.
В середине 50-х в Москву приехал брат папиного отца. Он предложил бабушке выйти за него замуж, и она согласилась. Она считала, что у детей должет быть отец.
Так семья вновь переехала в Минск. Брат дедушки, воспитывавший и любивший Николая и Александра, как родных детей, работал ьам главным инженером на заводе. Но он пил. И пил сильно. К сожалению, он стал для моего отца примером и в этом.
Но это было потом.
А пока дети росли, закончили школу, оба поступили в минский университет (у отца было два высших образования: геолог и физик-ядерщик). Оба брата были хороши удивительной, яркой и в то же время очень мужской красотой, оба быстро женились и завели детей. Разные по характеру, братья часто ссорились, Николай жил и работал в Минске, а Александр после армии часто работал в полях, занимаясь геологией.
В одной из таких поездок он встретил маму. Она тогда окончила журфак МГУ и тоже часто ездила по гордам и весям страны. Встретились они где-то недалеко от Амура. Есть такая река. Потом мама вспоминала, что начальник по ночам проверял палатки, разврат строго карался, однако....
Отец тогда вряд ли запомнил ее, у него было много женщин... Но мама...
Любовь выскочила перед нею, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила ее!
Так поражает молния, так поражает финский нож!
Да, конечно, она дала отцу свой телефон. Да, конечно, он не позвонил. Конечно, иначе быть не могло.
Прошел год... почти ровно. Мама жила, как в тяжелом сне. Мужчины, а их было тоже немало, менялись. Было все, не было лишь покоя. Не было счастья. Ничего не было. И не было ни одного шанса что-то изменить.
Однажды на журфаке была какая-то очередная гулянка и мама рассказала обо всем подруге. Та, полная пьяной решимости, заявила: "Да мы сейчас найдем его, где, ты говоришь, он работает?" И позвонила в деканат минского университета. И отец оказался в деканате. Он бывал там редко, заезжал только за зарплатой. Мама, еле-еле удерживая трубку у уха, сказала: "Александр, вы меня помните? Я вам давала свою кассету с записью Галича, не могли бы вы мне вернуть ее. Когда вы будете в Москве?". И выяснилось, что он будет в Москве не далее как завтра, едет по каким-то своим делам, кассеты у него нет (и быть не могло!), но он с удовольствием с мамой повидается.
На следующий день они встретились. Мама рассказала ему обо всем. И завершила свой рассказ словами: "Я тебя ненавижу, ты мне всю жизнь сломал". Отец развернулся и ушел. Он должен был уезжать вечером, но не уехал. Он вернулся к маме и остался навсегда. Он бросил все - налаженную жизнь, родственников, 4-комнатную квартиру, жену, сына.
В 1977 году, когда я родилась, умерла бабушка, мать отца.
Я сейчас вдруг ловлю себя на том, что все это, должно быть, не очень интересно досужему читателю, но как это важно на самом деле! И как страшна незначимость человеческой жизни!
Отец был самым добрым на свете. Он никогда ничего не жалел и не жалел ни об одном поступке, когда-либо совершенном. Он был истинным романтиком. Не было ни одного человека, которым бы отец был долго доволен. Однако это относилось и к самому себе.
Никак не найти самых нежных слов, таких, чтобы он услышал, где бы ни находился. Никак не найти и после его смерти тех слов, что не были сказаны во время жизни. Никак не утешить и не успокоить маму. Невозможно. Нельзя.
Потому что на самом деле мы все чувствуем себя виноватыми перед ним за то, что когда он ударился затылком о грязный асфальт, серым взглядом о грязное небо, душой о всю грязь жизни, когда он не мог справиться один, когда снег не таял на его небритых щеках - никого не было рядом. Потому что мы не помогли ему.
Но мы любили его.
